О метакогнитивной терапии я узнал случайно — во время просмотра ленты новостей о психологических исследованиях. Одна из новостей была об исследовании эффективности некоей метакогнитивной терапии в рандомизированном контролируемом исследовании.
Результат у исследования был хороший, поэтому я закопался в статью — всегда же хочется работать лучше. А для этого нужно знать самые современные практики.
Потом было ещё несколько научных статей, а потом добрый человек навёл меня на перевод книги основателя метакогнитивной терапии Адриана Уэллса.
Признаться, от этой работы у меня остались весьма странные чувства. Это не упрёк, ни в коем случае! Это, скорее, недоумение.
Дело вот в чём. Сам по себе подход Уэллса прекрасен. Человек в создании своего метода полноценно использовал научный метод. То есть сначала сформировал гипотезу, потом провёл уйму исследований, затем сформулировал диагностические инструменты и инструменты рабочие. После чего снова всё это проверил в экспериментах. И — как показала статья, упомянутая в начале заметки — продолжает исследовать эффективность найденного решения.
Тут без дураков всё круто. На моей памяти — это первый метод, который создаётся с такой тщательностью. Это вызывает огромное, глубочайшее уважение.
Однако существует и предательское «но».
Если у вас сложилось впечатление, что я буду ругать метод Уэллса (ту самую метакогнитивную терапию), то нет. С ней всё в порядке, прекрасный рабочий инструмент, я им пользуюсь с лета 2017 года.
Я про другое.
Вот как всё устроено у человека. Есть нечто личностно значимое, нечто важное (да, тот самый личностный смысл по Леонтьеву). Допустим, это здоровье.
Если этот личностный смысл человеку не мешает, то человек к психологу не придёт. В случае со здоровьем, человек будет просто заботиться о здоровье и всё.
Но может случиться так, что личностный смысл человеку начнёт мешать. Забота о здоровье превратится в беспокойства по каждому чиху и бесконечные походы по врачам. Тогда мы говорим об ипохондрии.
Если ипохондрия мешает слишком сильно, человек может прийти к психологу.
Что сделает психолог? Научит человека уменьшать важность личностного смысла. Для этого есть всего два встроенных в человека механизма — переосмысление и привыкание (это бытовые названия, для удобства). Ну и третий механизм, который позволяет запустить первые два — дистанцирование.
Инструменты для использования этих механизмов разные, но суть всегда одна и та же. На выходе человек продолжает заботиться о своём здоровье, но уже без перегибов. Ипохондрии больше нет.
Вся так называемая немедицинская психотерапия (то есть там, где работа идёт без лекарств и чего-то подобного) работает на этих трёх механизмах. Или двух — зависит от того, как считать. Ну, ещё, может быть, с добавлением обучения социальным навыкам (но это не всегда).
Причём у этого всего есть отличное нейробиологическое основание (спасибо системно-эволюционной теории Швыркова).
И вот теперь самое главное — оба эти механизма Уэллс использует, но так и не добирается до главного. Он не говорит, что дело в личностном смысле и не предлагает его «сдувать», как воздушный шарик.
Хотя вся его концепция работы с метакогнициями — это как раз снижение личностного смысла того же беспокойства или руминаций.
Я подчеркну — книга хорошая. И Уэллс действительно серьёзный учёный и очень крутой специалист. Я совсем о другом.
О том, что самое главное — личностные смыслы и переосмысление с привыканием — по-прежнему остаются в тени. Как будто за деревьями исследователи не видят леса.
И вот от этого мне грустно.
А метакогнитивная терапия крута и книга Уэллса замечательная. Широкому читателю она без надобности, профессионалам же настоятельно рекомендую к изучению.
Я против психотерапии — и это не шутка. Это лишь некоторое преувеличение, чтобы заинтересовать вас этим текстом.
На самом деле, конечно, я не против психотерапии. Я против того, чтобы психотерапией занимались психологи.
Можно сказать и иначе. То, чем занимаются психологи нельзя называть психотерапией. Это даже психологической помощью назвать нельзя.
Эти названия возникают из-за использования в психологической практике медицинской модели. А она, на мой взгляд, здесь совершенно неуместна.
В этом и предлагаю разобраться. Приготовьтесь, статья будет большая и обстоятельная.
Медицинская модель
Медицинская модель взаимодействия — это термин для обозначения особого типа общения двух людей. Один из них — это пациент, которому плохо, который страдает и который нуждается в помощи. Второй — это врач, который знает, что с пациентом, и может устранить его страдание правильным лекарством.
Разумеется, эта модель куда проще реальности, но так с любой моделью. В ней выделяются главные черты, чтобы было легче ориентироваться и принимать верные решения.
На сегодняшний момент у психологов медицинская модель распространена повсеместно. Лишь отщепенцы вроде меня пытаются её оспорить (и, надеюсь, со временем это получится).
В рамках этой модели предполагается, что психолог каким-то образом может вылечить человека. Отсюда и сам термин «психотерапия», обозначающий в переводе с греческого лечение душой (под душой понимается психика).
Это термин аналогичный фототерапии (лечению светом), апитерапии (лечению продуктами пчеловодства), фитотерапии (лечению травами).
Иногда термин «психотерапия» переводят как лечение души. Это неправильный перевод, но даже в нём ключевой остаётся идея лечения.
Как видим, даже на уровне терминов в психологической практике предполагается, что психолог лечит, а пришедший к нему человек — это страдающий пациент.
Другими словами, это медицинская модель. Запомним это.
Истоки медицинской модели в психологии
Почему у психологов зародилась медицинская модель? Ответ на поверхности — от хорошей жизни к психологу не приходят. К нам люди приходят с тяжёлыми переживаниями, внутренней болью (иногда — в буквальном смысле), со страданиями.
Людям, которые обращаются к психологу, действительно плохо. Без дураков — они в самом деле страдают, им действительно плохо. Кстати, тот факт, что эти люди нашли в себе силы что-то сделать с этими страданиями, уже вызывает у меня уважение.
А затем, по мере работы с психологом, человеку становится легче — болит меньше, страданий меньше. И кажется очевидным, что психолог как-то вылечил человека. То ли словом, то ли душой.
Следовательно, психолог — врач. Своеобразный, но всё же врач и оказывает психологическую помощь.
Снова медицинская модель.
Почему я против медицинской модели?
Резонный вопрос — чем же так плоха медицинская модель?
Отвечаю — ничем. Она просто неуместна в психологической работе.
Медицинская модель предполагает, что у врача есть лекарство, которое пассивно, само по себе может вылечить. Да, та самая волшебная пилюля из анекдотов. Надо просто принимать три раза в день после еды.
Следовательно, используя медицинскую модель, мы как бы предлагаем человеку просто ждать чуда. Вот психолог выслушает вас (аналог анализов), поставит диагноз и пропишет правильное лекарство. А дальше надо просто принимать оное согласно назначению.
Но так не работает! В психологической работе принципиально важно активное участие самого человека (подробнее об этом чуть позже).
Медицинская модель как бы навязывает человеку пассивность — остаётся только ждать чуда от врача. И в медицине врач действительно может сотворить это чудо — прописать правильное лечение, которое поставит человека на ноги.
Если вы хотите мне рассказать о том, что в современной медицине идёт отход от такой жёсткой директивности и авторитарности врача, то не надо. Я знаю об этом. Сейчас действительно врачей ориентируют не на приказ, а на сотрудничество. Как выяснилось, если пациент понимает, что врач с ним делает, то он выздоравливает быстрее (например, потому, что полноценно следует назначениям врача, то есть — сотрудничает).
И да, я знаю, что во многих случаях врач учит пациента. Например, помогая восстановиться после инсульта.
Проблема медицинской модели не столько в директивности и ожидании чуда. Проблема в том, что медицинская модель ожидает от психолога того, чего у нас нет — лекарства.
А лекарств у психологов нет и не может быть.
Психологическая поддержка
В массовой культуре психолог прежде всего — это человек, который вас внимательно слушает и поддерживает. И это правильно.
Выслушать, посочувствовать, сказать, мол, мне знакомы такие чувства, это случается с людьми — это всё очень важно. Это психологическая поддержка.
Благодаря ей человек чувствует, что он не один в своих переживаниях, что рядом есть неравнодушный человек. Нам, как представителям ультрасоциального вида, психологическая поддержка в трудных ситуациях нужна как воздух.
Без психологической поддержки психолог не может работать — с неё всё начинается. Ведь даже в самом начале самой первой встречи психолог уже оказывает посетителю психологическую поддержку. Он интересуется, как тот добрался до кабинета, удобно ли тому сидеть и т.д.
Поддержка очень важна — если человеку с психологом некомфортно, всё бесполезно.
Иногда психолог — единственный человек, который может дать поддержку. Других в жизни посетителя может просто не быть.
Однако верно и обратное — не только психолог может оказывать психологическую поддержку. Скажу больше, со всей категоричностью — даже лучше чтобы это делал не психолог.
Почему? Потому что психолог работает за деньги. Он даёт свою поддержку шестьдесят минут раз в неделю. А этого просто мало.
Друзья и близкие могут давать поддержку и чаще и дольше. Вот мужчина развёлся и теперь сидит на кухне с другом, рассказывает ему о своих переживаниях. Друг кивает, сочувствует, говорит, мол, я тебя понимаю, мне тоже было не сладко и выслушивает. И длится это уже четвёртый час — столько, сколько нужно. И если нужно будет — завтра друг снова всё выслушает. Психолог не нужен.
Да, я знаю, что не всегда наши близкие умеют поддерживать. В том же примере с разводом и другом, может быть и по-другому. Скажем, друг начнёт гвоздить, мол, ты дурак, раз развёлся, значит, ничтожество и прочую жесть. Так не надо, я согласен.
Тем не менее, в среднем друзья и близкие поддерживают нас вполне умело. И там, где достаточно только психологической поддержки, разговоры на кухнях — отличное решение.
Психологической поддержки не хватает
Главным апологетом психологической поддержки был Карл Роджерс. Судя по его работам, он искренне верил, что её хватит.
Он полагал, что принятие со стороны психолога позволяет человеку запустить внутренние механизмы излечения. Якобы, у нас есть какая-то система, которая сама по себе может излечить человека от психологических проблем. Так же, как иммунная система сама по себе может вылечить человека от проблем физиологических.
Увы, это не совсем так. Да, встроенные механизмы изменений у человека есть (об этом чуть позже). Да, зачастую их хватает.
Однако бывают случаи, когда они не включаются. И сколько человека ни поддерживай, изменений к лучшему не будет.
Вдобавок, принятие со стороны психолога всё же неполное. Ведь оно за деньги. Конечно, психолог может быть платным другом — и, как я уже писал выше, иногда это единственный друг, доступный человеку.
И тем не менее, всё равно любому посетителю ясно, что это принятие — из-за денег. Психолог не дружит по-настоящему. Это не хорошо и не плохо, это просто факт.
Психолог относится к человеку предельно хорошо и принимает его полностью. И при этом получает за это деньги. А без денег — не работает, не принимает этого человека у себя в кабинете.
Да, бывает так, что психолог работает без денег — я сам так делаю в рамках благотворительности в определённых случаях. Но мой друг может позвонить мне ночью, а мои посетители — не могут.
Словом, психологической поддержки не всегда достаточно. Нужно кое-что ещё.
Психологическое обучение
В тех случаях, когда поддержки не хватает (то есть почти всегда), психолог начинает использовать психологическое обучение.
Психологическое обучение — это условный термин. Он означает, что психолог учит посетителя пользоваться теми самыми встроенными механизмами изменения. Да, теми самыми, о которых шла речь выше.
Их всего два — переосмысление и привыкание. По-научному когнитивная реаппрейзия (cognitive reappraisal) и десенсибилизация (desensibilisation), соответсвенно.
Эти механизмы есть у нас с самого рождения, чаще всего они хорошо работают без всякого нашего участия. А в тех редких случаях, когда они сами по себе не справляются, как раз и нужен психолог.
Мы объясняем посетителю эти механизмы, и даём конкретные инструменты для их использования. Никакого лечения, никаких лекарств.
В качестве приправы к этому блюду можно добавить ещё обучение конкретным навыкам. Обычно это социальные навыки (как общаться, как знакомиться, как отказывать), но не обязательно. Например, навык планирования своего дня не совсем социальный, но иногда нужно и это. Такие навыки берутся из научных исследований учёных-психологов.
Поддержка и обучение — братья навек
Подчеркну аршинными буквами: психологическая поддержка недостаточна без психологического обучения. А психологическое обучение невозможно без психологической поддержки.
Эти два процесса связаны и важны одновременно. Важно и поддерживать человека, и обучать. Если не поддержать, а только обучать, человек не будет обучаться из-за нехватки ресурса. Если не обучать, а только поддерживать, никаких значимых улучшений не будет.
Психологическая поддержка идёт фоном. Она даёт некоторый ресурс для обучения. Важно её оказывать и важно не ограничиваться только ею.
Как видите, здесь нет никаких лекарств, поэтому о медицинской модели говорить просто бессмысленно. Никакой помощи психологи не оказывают, это некорректный термин, его категорически нельзя применять к тому, что мы делаем.
Новая модель вместо медицинской
Представьте себе человека, который страдает от незнания английского языка. Например, переживает, что не может посмотреть новые серии любимого сериала так быстро, как хочется. Ведь надо ждать, пока его переведут, а это, бывает, затягивается…
Этот человек идёт к преподавателю по английскому. Преподаватель в нашем примере хороший, потому он обязательно будет поддерживать ученика, ободрять его и подмечать его успехи. Но ограничится ли он этим? Нет, разумеется.
Преподаватель будет учить английскому. Давать задания, объяснять теорию, тренировать произношение.
Оказывает ли он посетителю учебную помощь (по аналогии с медицинской помощью)? Конечно, нет.
Медицинская модель здесь просто неуместна. Здесь нет лечения, нет таблетки. Чуда не будет, а будет долгий и упорный труд.
Поэтому и нужна не медицинская модель, а другая. Давайте назовём её преподавательской.
Преподавательская модель предполагает, что один человек умеет нечто лучше другого. А другой хочет этой «нечте» научиться.
Вернёмся к заголовку этой статьи. Можно ли сказать, что слово лечит? Нет, это будет некорректно. Слово — это психологическая поддержка, которая не лечит, а лишь облегчает страдания.
Лечения в психологии нет вообще. Даже в случае депрессии современные руководства подчёркивают необходимость комбинирования психологической работы с фармакологией (пример).
Источник таких рекомендаций понятен — возможности психолога ограничены. Поскольку нам нечем лечить, мы не можем дать лечение. Мы обучаем, и на этом наши возможности заканчиваются.
Давайте оставим медикам медиково — лечение. Это нужное, важное и полезное дело. Я всецело поддерживаю любые эффективные методы лечения. Неважно — психофармакологическое ли, с помощь транскраниальной стимуляции ли или какое угодно другое.
Вот это и есть психотерапия. Это лечение различных психических состояний, в основе которых лежат те или иные органические нарушения (скажем, гормональный дисбаланс). Психотерапия очень нужна и важна — и именно поэтому ею занимаются медики. У них есть медицинское образование, они выполняют свою часть работы.
А нам, психологам, оставим нашу часть — обучение.
Я бы очень хотел лечить словом — это и доходно, и приятно. Однако я за правду. Мы, психологи, не врачи, мы не лечим — мы обучаем. Не вижу смысла это отрицать.
Я считаю, что чем полнее психологи откажутся от медицинской модели, тем лучше будет для наших посетителей. Все будут знать, чего ожидать друг от друга — и будет прекрасно. Такая ясность позволит экономить и время, и деньги, и усилия.
Брак – это парадокс. Вся суть брака – это постоянные парадоксы.
Вот и два моих любимых тезиса о браке тоже состоят в парадоксальной связи.
Я говорю о тезисах “создавайте безопасную и питательную среду в отношениях” и “не соглашайтесь на отношения, которые вас не устраивают”.
Люди, когда их слышат, обычно впадают в ступор из-за противоречивости посланий. Ведь если создавать безопасную и питательную среду, то надо во всём угождать супругу (супруге), верно же? Вон, прямо как на фотке – быть для него опорой в любой ситуации.
А с другой стороны, если не соглашаться на отношения, которые не нравятся, то от такого потакания всем капризам надо отказаться. Как же тогда быть с безопасно-питательной средой?
Получается, эти два тезиса совместить невозможно? Так, что ли?
Можно, конечно. Если помнить, что брак построен на парадоксах.
Начнём с того, что про безопасную и питательную среду я уже писал, ссылки есть внизу заметки. Про несоглашение я тоже писал (ссылка тоже будет внизу заметки).
Здесь же подчеркну – многие создают безопасно-питательную среду, становясь максимально удобными партнёру (как, опять же, на картинке).
Так вот, этого делать нельзя.
Докладываю предельно чётко – в отношениях нельзя быть удобным. Неведомым образом это всё портит.
Как это работает, я и сам не до конца понимаю. Однако вижу точно – чем удобнее хочет стать человек, тем быстрее от него сбегают.
Может быть (может быть!), дело в том, что удобный человек становится потакающим Родителем и как бы освобождает второго от супружеских обещаний.
Может быть (может быть!), человек, который во всём удобен, становится неинтересен (или незаметен). И от него тем более хочется уйти.
Может быть (может быть!), своим стремлением стать предельно удобным просто душит в заботе. Что опять же – отталкивает.
В общем, объяснений много, за их верность не поручусь. Но одно ясно точно – чем больше человек хочет угодить супругу, тем быстрее супруг от него отдаляется. В пределе – отдаляется до развода.
Как тут быть?
Для начала стоит принять как данность сказанное в начале заметки. Брак, друзья, построен на парадоксах. Однозначных решений здесь мало (вообще-то их и вовсе нет, но это я так специально написал, чтобы не совсем уж категорично звучало).
Да, вроде как надо создавать питательную и безопасную среду, как пишет Зыгмантович (то есть я). И – одновременно! – нельзя соглашаться на отношения, которые вас не устраивают, нельзя становиться удобным.
Я ж говорю – парадокс.
Нужно искать некоторое равновесие – между удобством для партнёра и удобством для себя. Между созданием безопасно-питательной среди и соблюдением тех отношений, которые вас устраивают.
Увы, это дело не самое простое и не самое лёгкое. Приходится попотеть, приходится искать варианты. Это сложно и всё такое. Ну а как вы хотели – супружеская жизнь – не прогулка по парку. Тут нужен головной мозг.
В общем виде тут можно порекомендовать во всём искать варианты, которые одинаково подходят обоим супругам. Поиск таких вариантов по первости – жуткое мучение. Семь потов сойдёт, пока договоритесь.
Но со временем появляется сноровка, нарабатываются действенные стратегии – и всё налаживается.
Так что – не соглашайтесь на отношения, которые вас не устраивают и создавайте безопасно-питательную среду. Это непросто и нелегко, зато результат впечатляет – счастливый брак всё-таки.
А у меня всё. Спасибо за внимание.
Кстати, о том, как защищать себя, не разрушая при этом отношения с близкими, вы можете узнать из этого материала.
Накопились ещё прочитанные книги: на этот раз только по психологии. Традиционно делюсь – вдруг вам захочется что-нибудь из этого зачитать.
****
“Практика семейной расстановки. Системные решения по Берту Хеллингеру”, составитель Гунтхард Вебер.
В книге про расстановки рассказано, наверное, всё. От философских предпосылок до использования расстановок при написании сценариев. Есть даже попытка объяснить механизм расстановок. Объяснение, на мой взгляд, критики не выдерживает, но радует сам факт таковой попытки.
В остальном же, книга настолько богатая, что требует нескольких больших заметок, для полноценного отзыва. В выбранном же формате скажу кратко. Книга – богатейшая. Рядовому читателю она вряд ли будет интересна, а вот всем, кто расстановками интересуется профессионально, рекомендую ознакомиться.
Сразу скажу – книга совсем не для случайного читателя. Более того, это ни разу не популярная психология и для чтения этот текст – сложный. Но всем, кто интересуется семьёй, работой с ней, жизнью в ней, читать нужно обязательно.
Авторы спокойно и последовательно рассказывают о своём опыте создания системного подхода в семейной терапии, не скрывают ошибок, делятся находками, описывают случаи и решения, не забывая добавить, что каждое решение, каждое парадоксальное предписание – уникально.
В книге есть и практическая польза. Вряд ли вы сможете придумывать такие же парадоксы, как авторы, но вот отучиться от причинно-следственной логике и приучиться к логике циркулярной – сможете. А это уже окажет серьёзное оздоровляющее воздействие на вашу семью.
Книгу рекомендую всем, у кого есть сложности с родными и ближними, особенно с родителями и детьми.
С места в карьер – похоже, что психотерапия делится на две огромные категории: функциональную психотерапию и, соответственно, дисфункциональную.
Функциональная терапия опирается на сильные стороны человека. Тут, конечно, большой вопрос – что считать сильной стороной, но я предлагаю обойти его хитрым способом. А именно: сильной стороной считается то, в чём человек компетентен (то есть умеет делать что-либо хорошо).
Например, человек может быть крайне слабым на стресс, теряться в критичных ситуациях, не доверять людям и отказываться от помощи. Но при этом человек отлично прорабатывает детали и, допустим, прекрасно видит настроения людей (собственно, он поэтому и не доверят – слишком хорошо видит их настроения).
Функциональная терапия будет уделять внимание всем запросам этого человека, но опираться будет на умение прорабатывать детали и умение видеть настроение людей (хотя бы в формулировке «как ты это можешь использовать?»).
Ещё одной характеристикой функциональной терапии будет работа на повышение – повышение осознанности, автономности и гибкости человека. Осознанность – это различение своих чувств, мыслей, причинно-следственных связей. Автономность – показатель самостоятельности человека. А гибкость – это вариативность в реакциях. Где-то человек злится, а где-то не злится, хотя ситуация аналогичная. Причём выбирает сам.
Пожалуй, как-нибудь потом расшифрую эти понятия отдельно, а пока – вот так, коротко.
Результат функциональной терапии, думаю, очевиден – человек становится более компетентным в собственной жизни.
Дисфункциональная терапия работает на другое.
Во-первых, на снижение автономности клиента – чем ниже его самостоятельность, тем дольше он остаётся с терапевтом и тем стабильнее доход такого терапевта.
Во-вторых, дисфункциональная терапия лишает человека гибкости, усиливает его ригидность. Это тоже не зря – такой клиент не меняется, остаётся в тех же неудачных стратегиях, в каких пришёл. Опять же – ходит дольше, платит больше.
В-третьих, дисфункциональная психотерапия уделяет внимание слабостям клиента, тому, что у него не получается. Разумеется, с теми же целями, озвученными в двух предыдущих абзацах.
Теперь встаёт вопрос – как с этим быть со всем? Полагаю так. Психотерапевту, если он видит в своей работе признаки дисфункциональной терапии, срочно вспомнить, что есть профессиональное требование – ходить на личную терапию и супервизию. И срочно всё восстановить.
Клиенту, если он подозревает терапевта в дисфункциональной работе, разумно будет а) обсудить с ним эти подозрения; б) оценить, какие изменения произошли в нём (клиенте) и его жизни. По результатам – сделать выводы.
Тема «Полюбить себя» устойчиво держит одно из первых мест в вопросах посетителей различных тренингов. Вот и у меня недавно спросили в перерыве на одном тренинге – как, мол, полюбить себя?
Я ответил. Потом перенёс в заметку, чтобы и на сайте выложить.
Начну с серьёзного и резкого тезиса: себя полюбить невозможно.
Я серьёзно. Чтобы полюбить себя, нужно разделиться на две части – собственно себя, которого нужно полюбить, и как бы себя, который сможет полюбить первого себя.
А таковое разделение – это уже психиатрический вопрос, к психологии и психотерапии никакого отношения естественным образом не имеет.
Поэтому лучше пойти другим путём – признать, что идея о «полюбить себя» насквозь патогенна. И, признав, заменить её другой идеей – вниманием к происходящему внутри себя.
Что такое «любить себя»? По большому счёту, это совсем простая штука – внимание к тому, что происходит с тобой и в тебе. И не более.
Поэтому вместо «я хочу себя полюбить» правильно переводить «я хочу научиться уделять внимание своим потребностям, своим желаниям, тому, что со мной происходит».
Для этого, в общем-то не так уж много нужно. Отслеживать свои желания. Находить пути их реализации. Или – отказываться от их реализации. Ну и так далее.
Правда, тут одному не так уж легко. Желательно, чтобы был рядом какой-нибудь другой человек, который бы помог отделить действия «потому что так нужно» от действий «в глубине души очень хочется». Самому на такое решится не очень просто. Нужно вроде как разрешение извне.
Но, при некоторых условиях, и самому можно справиться.
Продолжаю серию заметок о сути психотерапии. В прошлый раз я излагал свой взгляд на задачи терапии, теперь – о том, как протекает психотерапия.
Моменты чисто рабочие, типа установления рассматривать не будем – это слишком большая детализация. Поговорим о большем масштабе. Полагаю, будет корректным выделить три такие стадии работы
1. Осознание («Так что происходит на самом деле…», «Вот как это работает…»).
2. Осмысление («Это происходит, когда…», «Это бывает так…»).
3. Определение («Я могу делать так, а могу – так»).
В другом формате получается так: «Что я чувствую? – Что вызывает эти чувства? – Что я могу делать дальше?».
В ещё другом: «В чём проблема? – Как она появляется? – Как её исправить?».
В любом случае, получается одно и то же. Сначала человеку важно увидеть то, что он не замечал – привычные схемы поведение, переживания, мышления.
Потом проверить их – где такое поведение уместно, где нет, от чего это зависит.
Наконец – выбрать дальнейшее поведение, сформировать новый образ, новый навык, новую нейронную связь, наконец.
Сконструируем пример (сильно упрощённый, конечно, только для наглядности). У девушки не ладятся отношения с парнями – расставание за расставанием. У терапевта она осознаёт, что дело в родительском интроекте «Всем мужчинам только одного и надо». Руководствуясь им, девушка, как только дело доходит до поцелуев и объятий, злится на парня, которому «только одного надо».
Следующий этап – осмыслить интроект. Каким мужчинам надо, от кого, в каких случаях, бывает ли по-другому и прочие аспекты. Чем подробнее, тем проще будет дальше.
А дальше девушка может уже выбирать – как реагировать на поцелуи и объятия. От одного мужчины она их может не принять, а от другого – может принять. Терапевт свою задачу выполнил.
Кстати, хорошая новость – всё то же самое человек может делать и самостоятельно. Не у всех получается, не сразу получается, не всегда получается, но ничего принципиально невозможного в описанном выше нет. Человек ещё и не такое может.
Мой блог обычно читают для того, чтобы как-то разобраться в себе и в своих сугубо личных вопросах: «Есть ли дружба между мужчиной и женщиной?», «Как понравиться?», «Что значит, если мужчина…».
Но если разобраться – у меня же блог не только практичный, но и профессиональный. Соответственно, я сюда пишу мысли, адресованные, так сказать, профессиональному сообществу.
Сегодня хочу адресовать мысль – в психологии назревает очередная революция. По моим подсчётам – уже четвёртая.
Первая революция – это, конечно же, дедушка Фрейд, который неожиданно переоткрыл то, что любой священник знал и до него. А именно – с человеком можно работать, и человеку это будет в целом полезно.
Вторая революция случилась тогда, когда Юнг понял, что не Фрейдом единым можно жить и помогать людям. Проще говоря, расширился репертуар способов работы. Оказалось, что с человеком можно работать не только через гипноз, интерпретации и свободные ассоциации, а вообще по всякому (гештальт-терапия, песочная терапия, нарративная терапия, терапия бревном, терапия мытьём полов, переустановкой фар в автомобиле и пр.).
Третья революция произошла в пятидесятые годы двадцатого века и по сию пору остаётся известной общественности только в виде семейных расстановок Хелленгера. Я говорю об открытии того факта, что можно работать не только с человеком, но и с его родственными связями. Шире – что работать можно с группой людей, объединённых чем-либо (системная семейная и организационная терапия). Или так – работать можно не только с человеком, но и его отношениями с другими людьми.
Несмотря на недооценённость революции третьей, грядёт четвёртая. В таком ключе ещё никто не работает (ну, ни о ком не слышно), но очевидно, что осталось совсем недолго.
Итак, четвёртая революция будет связана с тем, что окажется – работать можно со средой, в которой живёт человек. С его образом жизни, питанием, работой и пр. Не знаю, как это реализуется, но, кажется, к этому идёт.
И прежде работы с, например, телом, психолог (психотерапевт) будет спрашивать – как спите, что едите, сколько ездите на работу, кем работаете, сколько часов в день. И окажется, что достаточно нормализовать сон, как проблемы уйдут.
А вот потом, когда выяснится, что проблема не в образе жизни, а глубже, уже можно подключать остальные техники и способы работы.
Разговаривая о психотерапии, хорошо бы понимать, что это вообще за зверь и как его, этого зверя, можно использовать в народном хозяйстве. После долгих размышлений, я сформировал для себя ответ на эти вопросы. В одну заметку они не уложатся, поэтому я сделал несколько заметок, под общим названием «Суть психотерапии». Речь идёт, конечно, о не-медицинской психотерапии.
Итак, к делу.
Начнём с задач психотерапии. Считаю (то есть не настаиваю, что все должны думать так же), они такие:
1. Повышение адаптации человека, т.е. умения приспосабливаться к среде, быть гибким.
2. Повышение мета-адаптации (термин неуклюжий, но лучшего пока не придумали), т.е. умения изменять среду, делать её другой.
3. Повышение автономности, т.е. опоры на свои силы, развитие самоподдержки, прочности.
Конечная ли это цель терапии? Хороший вопрос… Встречный – а есть критерий, по которому можно определить, что, например, адаптация развита на сто процентов, поэтому терапию можно завершать? Нету.
Как тогда быть? Вариант – опираться можно на субъективные ощущения клиента. Если он чувствует, что достаточно, стало быть, так оно и есть, даже если это сопротивление. Не надо решать за клиента – его жизнь, ему и решать.
Почему именно эти задачи? Потому что человек живёт не изолировано, а в среде. И тут два выбора – или приспосабливаться к ней, или приспосабливать её к себе. Который из вариантов тут лучше – опять хороший вопрос.
Отдельные специалисты (Черников, например) дают интересный тезис – приспособление к среде является, на самом деле, бегством от настоящих изменений. Мысль спорная, но – как минимум – любопытная.
Под средой можно понимать всё. Вообще всё. От погоды до семьи, от страны до одежды. Так или иначе придётся приспосабливаться или приспосабливать.
А для того, чтобы выдержать все сложности на этом пути, как раз и необходима автономность, то есть самоподдержка, опора на себя. Речь не идёт об отказе от помощи других людей. Разговор – о том, что человеку важно находить силы внутри себя. Не ждать у моря погоды, а черпать ресурс в себе.
В следующей серии мы поговорим о том, как именно работает психотерапия.
Пацяг будзе…
Долгое время интересовался – как же работают семейные расстановки. Похоже, ответ нашёлся.
Ведь – удивительное дело – в каждой сессии люди, незнакомые друг с другом, с такой удивительной точностью воспроизводят события жизни протогониста (и жизней его предков), что впору заподозрить существование эгрегора и прочих «над-сущностей». А как иначе, если человек, работающий заместителем, выдаёт такую информацию о бабке протагониста, которую только эта сама бабка и знала?
Но эгрегор тут не причём.
Начнём с факта, доказанного многократно, – если человек делает какое-либо движение, у него в мозгу активируются определённые (для каждого действия свои) участки. И ровно те же самые участки мозга активируются каждый раз, когда мы видим аналогичное движение другого человека.
Проще говоря, на картинке томографа отличия между тем, движемся ли мы сами или наблюдаем за действиями другого человека, будут невелики.
Но всё же будут – ведь с нашей стороны есть только наблюдение движения, но не само движение. Т.е. не все нейроны активируются (приказ на действие не передаётся).
Так вот, те нейроны, которые активируются при наблюдении, называются зеркальными. Они дают нам полное представление о том, что делает другой человек, и помогают понять – сейчас внимание! – цель его движения.
Механизм прост – если человек делает такое вот движение, оно приведёт, скорее всего, вот к этому. Значит, цель человека – получить вот это вот. Например, забросить мяч в корзину или обнять другого человека.
Дальше мозг достраивает картинку, опираясь на прошлую информацию, – человек, который хочет забросить мяч в корзину, скорее всего, занимается баскетболом. Человек, который хочет кого-то обнять, наверное, рад тому, кому он распахнул объятия.
Но это ещё не всё – мимические движения тоже считывают зеркальными нейронами и дают более точную картину. Например, есть движение «раскинутые для объятия руки» и мимическое движение «маска отвращения».
Какое предположение делает мозг? Человек встречается с кем-то, кто ему противен, но по каким-то причинам должен демонстрировать радостью. Тут совсем близко до того, чтобы угадать реальную историю. Я уже не говорю о её воспроизведении.
Наконец, интонации речи – это тоже движения (мышц, отвечающих за интонирование). И они тоже добавляют объёма в картинку. С соответствующими последствиями.
Сведём всё воедино. Когда в расстановках протагонист рассказывает о своей ситуации (или не рассказывает, а просто обозначает, что хочет поработать, и после выбирает заместителей) он своими движениями – моторными, мимическими, интонационными – передаёт бездну информации.
Эта информация, благодаря зрению и слуху (и обонянию?), считывается зеркальными нейронами. Дальше мозг по своему обыкновению выстраивает предположения. Их заместитель и воплощает в движениях и словах.
Дальше протагонист реагирует (не обязательно вербально) на движения заместителя, что даёт ещё больше информации и позволяет заместителю скорректировать свои движения, сделать их точнее, «похожее» на реальность протогониста.
В результате и получается, что незнакомые люди без дополнительной вербальной информации воспроизводят реальность протагониста чуть ли не добуквенно.
Может возникнуть вопрос – а как быть с информацией о бабушке, которую кроме неё никто не знал? Так же и быть. Пусть бабушка скрывает свою тайну, на здоровье. Но мимику и интонации никуда не спрятать. Её родные считывают эту информацию и, если запоминают, передают потомкам в виде тех же мимических и интонационных движений.
А потом на расстановках это всё считывают заместители. И – опа, всё как на ладони.
Остаётся только восхититься человеческим способностям и людям, нащупывающим инструменты для использования этих способностей.
P.S. Кстати, я знаю эксперимент, который теоретически может опровергнуть обрисованный мною механизм. Интересующихся приглашаю в коменты.
P.S.S. Поскольку это заметка в блог, а не полноценная статья, я убрал ссылки на эксперименты, от которых отталкивался. Если заинтересовались – могу дать ссылки.
Накопились ещё прочитанные книги: на этот раз только по психологии. Традиционно делюсь – вдруг вам захочется что-нибудь из этого зачитать.
С места в карьер – похоже, что психотерапия делится на две огромные категории: функциональную психотерапию и, соответственно, дисфункциональную.
Тема «Полюбить себя» устойчиво держит одно из первых мест в вопросах посетителей различных тренингов. Вот и у меня недавно спросили в перерыве на одном тренинге – как, мол, полюбить себя?
Продолжаю серию заметок о сути психотерапии. В прошлый раз я излагал свой взгляд на задачи терапии, теперь – о том, как протекает психотерапия.
Мой блог обычно читают для того, чтобы как-то разобраться в себе и в своих сугубо личных вопросах: «Есть ли дружба между мужчиной и женщиной?», «Как понравиться?», «Что значит, если мужчина…».
Долгое время интересовался – как же работают семейные расстановки. Похоже, ответ нашёлся.